Web gatchina3000.ru


на головную страницу сайта

Павел Берков

Александр Иванович Куприн
Критико-биографический очерк

Содержание

  1. ДЕТСТВО. - ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ. - ПЕРВЫЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОПЫТЫ.- ПОЛКОВАЯ СЛУЖБА
  2. ГОДЫ СКИТАЛЬЧЕСТВА. - КИЕВ
  3. РАССКАЗЫ 1894-1900 гг. - ПОВЕСТЬ "МОЛОХ"
  4. В ПЕТЕРБУРГЕ. - "ЖУРНАЛ ДЛЯ ВСЕХ". - "МИР БОЖИЙ".- СБЛИЖЕНИЕ С ГОРЬКИМ
  5. "ПОЕДИНОК"
  6. "СОБЫТИЯ В СЕВАСТОПОЛЕ"
  7. ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КУПРИНА ПОСЛЕ "ПОЕДИНКА" И "СОБЫТИЙ В СЕВАСТОПОЛЕ".- ОТХОД ОТ ГОРЬКОГО
  8. НОВЫЕ СКИТАНИЯ.- ОТНОШЕНИЯ ГОРЬКОГО И КУПРИНА В 1908-1916 гг.
  9. РАССКАЗЫ 1900-1916 гг. - "ЯМА"
  10. КУПРИН В 1917-1919 гг.
  11. В ЭМИГРАЦИИ
  12. СНОВА НА РОДИНЕ
  13. ЛИТЕРАТУРНОЕ МАСТЕРСТВО КУПРИНА

 

Глава третья

РАССКАЗЫ 1894-1900 гг. - ПОВЕСТЬ "МОЛОХ"

Напечатанный в № 8 "Русского богатства" за 1894 г. рассказ "Из отдаленного прошлого" открыл новую страницу в литературной деятельности Куприна: выдуманные "необыкновенные" герои его ранних произведений уступили место художественному обобщению реальных наблюдений, выдумка - жизненному, действительному материалу. Рассказ "Из отдаленного прошлого" был так озаглавлен из опасения цензурных придирок, и не Куприным, а редакцией "Русского богатства": сам Куприн назвал его "Экзекуция", а в дальнейшем печатал этот рассказ под заглавием "Дознание". В сжатых, даже скупых фразах изображается в этом произведении мертвящая, бесчеловечная атмосфера царской казармы конца XIX в. На фоне черствых, бессердечных служак-офицеров особенно привлекательным кажется подпоручик Козловский, сочувственно, человечно относящийся к провинившемуся солдату-татарину. В центре внимания писателя не татарин, хотя совершенно очевидно, что Куприн относится к нему с большой теплотой, а подпоручик Козловский. Переживания офицера, искренне желавшего помочь провинившемуся солдату и, вместо этого, явившегося виновником его наказания, переданы Куприным глубоко правдиво.

Реальные факты, жизненная правда подсказали Куприну одновременно и серьезную идею произведения, и выразительную, сильную своей краткостью и кажущейся безыскусственностью форму. (*25) Рассказ "Из отдаленного прошлого" важен еще и тем, что образом подпоручика Козловского Куприн начал галерею портретов военных, которая спустя десять лет завершилась повестью "Поединок".

Однако наряду с таким достижением, как "Из отдаленного прошлого", Куприн в 1894 и в последующие годы в качестве газетного сотрудника пишет множество рассказов и очерков, значительно более слабых, как, например, "На разъезде", "Безумие", "Конец сказки", "Allez!" и др. Отдает он дань модному жанру неглубоких "легенд", подражая известному тогда "королю фельетона" В. Дорошевичу, прославившемуся своими "Легендами и сказками Востока" (ср. "легенду" Куприна "Альза" - позднее названную "Аль-Исса" - и "легенду" Дорошевича "Истина", с совершенно одинаковой развязкой).

Гораздо большее значение имели очерки, написанные Куприным в это время; к числу их относятся "Рельсопрокатный завод", "Юзовский завод", "В главной шахте", "В огне", "Киевское училище для слепых" и др.1 Главная идея большинства этих очерков с горечью сформулирована Куприным в очерке "В огне": "Надо отдать справедливость нам, русским, - мы очень мало знакомы с интересными местами нашего отечества". Сам Куприн как раз очень интересовался новыми явлениями в русской действительности и поэтому, как только представилась ему возможность, посетил промышленный район Донбасса, переживавшего тогда период быстрого роста и безудержной капиталистической хищнической эксплоатации. В очерке "Юзовский завод" Куприн дал ряд зарисовок внешнего вида завода и характеристик условий труда и оплаты рабочих, подробно остановился на описании работы в шахтах и как бы попутно, мимоходом, показал, какие фантастические барыши получали владельцы завода. Характерно, что молодой очеркист (*26) не прошел мимо важного вопроса об исканиях русской технической мысли и о неблагоприятных условиях для ее развития в царской России: собеседник Куприна, "грузный мужчина купеческого вида", рассказывая о том, как возник на английские деньги завод, прибавил: "Это ведь не то, что у нас... Взять теперь, вот, хоть бессемеровы котлы... У нас в России один мастер до них тогда еще додумался, когда англичанам они и не снились. И что же? Куда он ни лез, везде его на смех подымали с его системой. Так он и бросил эту музыку и спился с горя".2

Общее впечатление Куприна от Юзовского завода исключительно сильное. Для него Юзовский завод - "это какой-то ревущий, звенящий и пылающий хаос" (стр. 227), это "чудовищное громадное царство огня и железа, волшебный и в то же время страшный апофеоз человеческого ума, труда и знания" (стр. 222). Однако восхищение обстановкой, в которой совершается труд, не отвлекло писателя от главных деятелей процесса - рабочих. Он признается, что не мог "достаточно налюбоваться на ловкую и смелую работу мастеров. В то время как мы, - продолжает он, - закрывали лица руками, когда мимо нас проносились раскаленные рельсы, они в своих вязаных фуфайках, с руками, обнаженными наполовину, почти прикасались телом к пылающему металлу, дерзко порабощая его стихийную силу" (стр. 233).

Цикл очерков о Юзовском заводе был написан Куприным одновременно с его первым крупным произведением - повестью "Молох",3 обратившей на молодого автора внимание широких кругов читателей и критики. "Молох" Куприна явился новым этапом в литературной разработке не новой уже к тому времени темы - темы влияния капитализма на русскую действительность.

Быстрое развитие капитализма в России, особенно с 70-х годов XIX в., выдвинуло перед тогдашними писа-(*27)телями ряд существенных проблем социального и политического характера. В литературе 70-80-х годов все
чаше и чаще появляются образы промышленников, банкиров, крупных коммерсантов, "финансовых гениев", с одной стороны, и эксплоатируемой массы крестьян, ремесленников и рабочих, с другой.4 Для большинства тогдашних писателей, начавших свою литературную деятельность в 40-50- е годы XIX в., новые капиталистические отношения, определившиеся к середине 70-х годов, представлялись чем-то чудовищным и преступным. Наиболее яркое выражение подобное отношение к капитализму нашло в драме А. Ф. Писемского "Ваал" (1873).

Сравнения фабрики, завода с идолом, требующим человеческих жертвоприношений, с дьяволом, опутавшим людей своими цепкими щупальцами, были довольно часты в антикапиталистической литературе последней трети XIX в.

Назвав свое произведение именем идола аммонитян, мелкого семитического племени, не оставившего мировой культуре ничего, кроме имени кровожадного "Молоха", в раскаленную пасть которого бросались в жертву живые люди, в особенности дети, Куприн тем самым примкнул к существовавшей уже традиции. Так и поняла идею произведения критика, современная появлению повести. "Под молохом, - писал критик Р. И. Сементковский,- он <Куприн> подразумевает отчасти огромный завод, пожирающий и калечащий массу человеческих жизней, отчасти крупного дельца, орудующего всем этим заводом и при случае пожирающего невинных девушек".5

Однако для Куприна "молох" представлял более широкое и глубокое художественное обобщение: "молох" - это не только завод или крупный делец Квашнин, покупающий Нину Зиненко; это - капитализм в целом, капитализм, создающий завод, формирующий хищную (*28) психику всепожирающего Квашнина, нравственное уродство семейства Зиненко, грязную мораль Свежевского, готового из-за материальных выгод жениться на случайной любовнице своего хозяина; это - капитализм, калечащий здоровую человеческую личность, превращающий людей, подобных главному герою повести, инженеру Боброву, в неврастеников, в морфинистов.

Поставив своею целью показать "молох" капитализма и в значительной мере следуя за своими предшественниками в построении сюжета и в сосредоточении своего внимания на изображении Боброва, Куприн внес, однако, много нового в разработку "капиталистической темы". Повесть "Молох" была написана в середине 90-х годов XIX в., когда начались первые серьезные выступления рабочих на промышленных предприятиях, когда возникло такое явление в русской общественно-политической жизни, как рабочие бунты, эти предгрозовые вспышки, предвестники революции 1905 года. В повести Куприна впервые в русской литературе и были изображены эти важные исторические явления.

Заслуга Куприна как вдумчивого аналитика общественной жизни состояла в том, что в рабочих бунтах он увидел не случайное, преходящее явление, а новый и существенный фактор исторического развития. Известные ему отдельные выступления рабочих против нагло циничных форм безудержной эксплоатации на тех или иных заводах и фабриках Куприн обобщил, типизировал и представил как закономерное, логическое следствие капиталистического угнетения рабочей массы.

К сожалению, мы не можем представить себе замысел Куприна в полном виде, так как рукопись "Молоха" не сохранилась. Из дошедших до нас данных видно, что первоначально последняя глава повести подробно изображала бунт рабочих; однако по требованию Н. К. Михайловского, ведавшего художественным отделом "Русского богатства", Куприн, - очевидно, во избежание цензурных осложнений, - внес изменения в уже законченную повесть: "У меня есть черновая "Молоха", и я по ней могу переделать 11-ю главу <...>,- писал Куприн Михайловскому, - о бунте ни слова. Он будет только чувствоваться". В следующем письме Михайловскому Куприн (*29) сообщал: "Посылаю Вам XI главу "Молоха". Я ее сильно переделал согласно Вашим указаниям".6

В последующих изданиях "Молоха" Куприн подверг текст повести правке, порою довольно основательной. Однако одиннадцатая глава, если не считать небольшой вставки, в которой дана краткая зарисовка бунтующих рабочих, осталась без существенных изменений.

Возможно, переделка одиннадцатой главы повлияла на общую композицию повести, но едва ли от этого пострадала основная идея произведения. Заглавие повести - "Молох" - и внешняя сторона сюжета могли подать повод предположить, что капитализм и его конкретное воплощение, Квашнин, беспредельно могущественны, что они, подобно древнему идолу, безжалостно требуют себе в жертву тысячи человеческих жизней и ничто не может остановить или изменить этого хода вещей. Однако на самом деле это не так.

Хотя Куприн не изображает рабочих в качестве основных действующих лиц, хотя рабочая масса находится все время как бы на периферии повести, однако несомненно, что - сознательно или бессознательно - Куприн противопоставил кровожадному "молоху" рабочую сплоченность, пока еще, может быть, стихийную, но тем не менее представляющую большую и грозную силу.

На первых же страницах повести появляются рабочие, но не как отдельные, конкретные образы, а как безликая суммарная толпа: "Сотни подвод и тысячи людей суетились здесь, точно муравьи на разоренном муравейнике. .. Еще дальше, на самом краю горизонта, около длинного товарного поезда толпились рабочие, разгружавшие его... Тысячи людей, инженеров, каменщиков, механиков, плотников, слесарей, землекопов, столяров и кузнецов собрались сюда с разных концов земли, чтобы, повинуясь железному закону борьбы за существование, отдать свои силы, здоровье, ум и энергию за один только шаг вперед промышленного прогресса...". Показывая рабочую массу через восприятие нервного Боброва, Куприн как-то особенно подчеркивает безликость и угнетенность этой массы: "Особенно раздражали его сегодня, когда он обходил рельсопрокатный цех, (*30) бледные, выпачканные углем и высушенные огнем лица рабочих. Глядя на их упорный труд в то время, когда их тела обжигал жар раскаленных железных масс, а из широких дверей дул пронзительный осенний ветер, он сам как будто бы испытывал часть их физических страданий" (I, 6-7). Как Бобров, так и его приятель доктор Гольдберг смотрят на рабочих одинаково: они не отличают рабочих от крестьян; и для одного и для другого рабочие - это либо "масальские ребята", либо "степенные русаки - каменщики, все до одного в белых фартуках, почти все со льняными волосами и рыжими бородами" (I, 51), либо "терпеливый русский мужик"; оба они оценивают рабочих одинаково: "младенцы и герои в одно и то же время",- говорит доктор Гольдберг (I, 29); "Что-то стихийное, могучее и в то же время что-то детское и трогательное почудилось Боброву в этой общей молитве серой огромной массы" (I, 52).

Представляя себе рабочую массу в таких наивных формах, Бобров, естественно, не понимает и не может понять зарождавшегося рабочего движения. Присутствуя на молебне по случаю задува новой домны, Бобров смотрит на молящуюся толпу рабочих и размышляет: "Завтра все рабочие примутся за свой тяжкий, упорный, полусуточный труд. Почем знать: кому из них уже предначертано судьбою поплатиться на этом труде жизнью: сорваться с высоких лесов, опалиться расплавленным металлом, быть засыпанным щебнем или кирпичом? И не об этом ли непреложном решении судьбы думают они теперь, отвешивая низкие поклоны и встряхивая русыми кудрями, в то время, когда хор просит богородицу - спасти от бед рабы своя... И на кого, как не на одну только богородицу, надеяться этим большим детям, с мужественными и простыми сердцами, этим смиренным воинам, ежедневно выходящим из своих промозглых, настуженных землянок на привычный подвиг терпения и отваги?

"Так, или почти так думал Бобров..." (I, 52). Дальнейшее развитие событий обнаруживает, что "эти большие дети с мужественными и простыми сердцами", "эти смиренные воины" отказываются надеяться на одну только богородицу, отказываются безропотно (*31) выходить "из своих промозглых, настуженных землянок на привычный подвиг терпения и отваги".

Таким образом, бунт рабочих, подавленный силой (доктор Гольдберг в конце повести производит перевязки "раненых и изувеченных людей",-1, 102), оказался для Боброва с его интеллигентскими, поздненародническими представлениями о пролетариате совершенно неожиданным, необъяснимым, не укладывающимся в умозрительно созданные социологические схемы.

Куприн не подчеркивает, что оторванность Боброва от рабочей массы, от ее интересов, ее борьбы является одной из самых основных причин его жизненной катастрофы. Однако современному советскому читателю это ясно.

Не менее неожиданным явился бунт рабочих и для Квашнина. Куприн показывает это, введя в главе девятой "неожиданное происшествие трагикомического свойства" (I, 71): это разговор "жен, сестер и матерей заводских рабочих" с "рыжим и толстым начальником", Квашниным. Ловкий демагог, Квашнин успокаивает женщин щедрыми обещаниями: "бабы расходились совсем осчастливленные" (I, 74), и "этот неожиданный эпизод, окончившийся так благополучно, сразу развеселил всех". Квашнин даже произносит по этому поводу самоуверенно-циничную тираду: "Нужно уметь объясняться с этим народом. Вы можете обещать им все, что угодно - алюминиевые жилища, восьмичасовой рабочий день и бифштексы на завтрак, - но делайте это очень уверенно. Клянусь вам: я в четверть часа потушу одними обещаниями самую бурную народную сцену..." (I, 75). И эта самодовольная похвальба оказывается несостоятельной через несколько же часов. Рабочая масса уже выросла из того состояния, когда ее можно было успокоить одними обещаниями. Квашнин мог быстро отделаться от легковерных женщин, но рабочим было уже мало одних пустых обещаний: вспыхивает бунт или, как из цензурных опасений Куприн заставляет говорить Квашнина, "самая бурная народная сцена". "Молох" Куприна, даже со скомканным концом, показал, что период сравнительно мирных отношений между капиталистами и рабочими завершился и силе (*32) рабочего коллектива буржуазия должна была противопоставить силу вооруженных войск.

Потушенный обещаниями "бабий бунт" был последним эпизодом старой тактики буржуазного политикана Квашнина. Называя этот эпизод трагикомическим, Куприн был прав: непонимание Квашниным настроений рабочих его завода имело трагический характер, а его самодовольство и самоуверенность производят комическое впечатление. Было бы неверно утверждать, что основным замыслом повести исчерпывается идейное содержание "Молоха".

Повесть эта была для Куприна важным этапом в литературном развитии. От беглых зарисовок "Киевских типов", от неглубоких "Миниатюр", отдававших газетной спешкой, он обратился к большой литературной форме, требовавшей вдумчивой, углубленной разработки. Поставив своей целью показать "молох" капитализма, Куприн все же не смог отойти от привычной манеры тогдашних писателей: в центре его внимания, с первой до последней страницы повести, стоит инженер Бобров. Чтобы, сделать своего героя более понятным читателю, Куприн уделяет много места раскрытию внутреннего мира Боброва, его душевных переживаний, его физического состояния. Очень часто Куприн употребляет в этой связи глагол "чувствовать" или близкие по значению: "Как многие нервные люди, он чувствовал себя очень нехорошо по утрам" (I, 4); "Нынешний день Бобров особенно нехорошо себя чувствовал" (7); "Каждый раз, отправляясь к Зиненкам, он испытывал приятный и тревожный подъем духа" (15); "Бобров чувствовал эту глухую вражду" (17), и т. д. Характерно, что в отношении всех прочих действующих лиц "Молоха" этого способа раскрытия душевного мира Куприн не применял. Той же цели служит у Куприна и изложение биографии Боброва, кстати, в дальнейших обработках повести несколько сокращенное. Так, в журнальном тексте находилось опущенное позднее описание семейной обстановки, в которой воспитывался герой: "Ласка и нежность с детства обходили Боброва. Отца он не помнил. Мать его была суровая и раздражительная женщина, почти помешанная на странствующих монашенках. Пять лет тому назад ею совершенно овладело религиозное (*33) умопомешательство (вообще в ее роду сумасшествие было явлением наследственным)".7 Эту "наследственную" психопатичность Боброва, как не отвечающую общей идее произведения, Куприн не мог не удалить: неврастения и морфинизм Боброва должны были быть "благоприобретенными", должны были быть результатом разлагающего влияния "молоха".

Одним из существенных приемов раскрытия внутреннего мира героя было у Куприна введение образа доктора Гольдберга (в журнальной редакции - Скобеева), в беседах с которым Бобров высказывал самые заветные свои мысли и переживания. К этому приему Куприн прибег позднее и в "Поединке" и - несколько в другой форме - в "Яме".

Изображая рабочую массу как фон, на котором развертывается испорченная жизнь и тяжелые нравственные потрясения одинокого, честного, но безвольного Боброва, Куприн как автор не видел подлинной исторической роли рабочего класса, его субъективные симпатии к угнетенной массе не перешли в сознательную борьбу вместе с рабочими, на стороне рабочих. Общедемократическая позиция Куприна диктовала ему и основную идею произведения, правильную в целом, но неясную по своим дальнейшим перспективам, и подсказала ему художественные способы решения поставленной задачи. Повесть Куприна оказалась социально-психологической, а не социально-политической. Поэтому закономерно было то, что в центре внимания Куприна стояла судьба и психика Боброва, а не судьба и психика рабочих, вступивших на путь революционной борьбы. Куприн понимал, что трагедия Боброва - следствие капиталистических отношений, понимал он также, что и положение рабочих - результат капиталистической эксплуатации. Но связать обе линии своей повести в одно целое, привести своего героя к осознанию источников зла Куприн не сумел. Но и в том виде, как "Молох" вышел в свет, это было литературное явление большого социального звучания.

Куприн часто говорил о том, какое отрицательное значение имело для его творчества отсутствие у него систематического образования. Еще более отрицательное (*34) значение имело для него отсутствие целостного, передового политического мировоззрения. Общедемократическая точка зрения, на которой он стоял, могла до поры до времени затушевать отсутствие такого политического мировоззрения, но заменить его не могла. Именно это и повлекло за собой противоречия и слабые стороны первого большого произведения Куприна. Могло иметь значение и то, что изображенное им выступление рабочих не шло под знаком четких политических требований.

В "Молохе" Куприн изобразил рабочий бунт, можно сказать даже, что объяснил и оправдал его, но не понял его по-настоящему. Психология рабочего-революционера осталась для Куприна недоступной. Поэтому он и не обращался в дальнейшем к изображению рабочего класса: правильно показать рабочее движение, революционную борьбу можно было только с позиций социалистического реализма, который явился историческим итогом революции 1905 года. Критический реализм Куприна был бессилен правильно изобразить ведущее историческое противоречие эпохи, показать перспективы развития рабочего движения.


© Copyright HTML Gatchina3000, 2004.

на головную страницу сайта






Rambler's Top100