Web gatchina3000.ru


на головную страницу сайта

Павел Берков

Александр Иванович Куприн
Критико-биографический очерк

Содержание

  1. ДЕТСТВО. - ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ. - ПЕРВЫЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОПЫТЫ.- ПОЛКОВАЯ СЛУЖБА
  2. ГОДЫ СКИТАЛЬЧЕСТВА. - КИЕВ
  3. РАССКАЗЫ 1894-1900 гг. - ПОВЕСТЬ "МОЛОХ"
  4. В ПЕТЕРБУРГЕ. - "ЖУРНАЛ ДЛЯ ВСЕХ". - "МИР БОЖИЙ".- СБЛИЖЕНИЕ С ГОРЬКИМ
  5. "ПОЕДИНОК"
  6. "СОБЫТИЯ В СЕВАСТОПОЛЕ"
  7. ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КУПРИНА ПОСЛЕ "ПОЕДИНКА" И "СОБЫТИЙ В СЕВАСТОПОЛЕ".- ОТХОД ОТ ГОРЬКОГО
  8. НОВЫЕ СКИТАНИЯ.- ОТНОШЕНИЯ ГОРЬКОГО И КУПРИНА В 1908-1916 гг.
  9. РАССКАЗЫ 1900-1916 гг. - "ЯМА"
  10. КУПРИН В 1917-1919 гг.
  11. В ЭМИГРАЦИИ
  12. СНОВА НА РОДИНЕ
  13. ЛИТЕРАТУРНОЕ МАСТЕРСТВО КУПРИНА

 

Глава десятая

КУПРИН В 1917 - 1919 гг.

Осенью 1916 г., совершая поездку по Кавказу для чтения лекций, Куприн заболел лихорадкой с очень высокой температурой. Врачи рекомендовали ему переехать на время из Гатчины в Гельсингфорс. Здесь Куприна застала Февральская революция.

Чтобы понять его отношение к революции, необходимо предварительно сказать о его отношении к империалистической войне 1914 - 1918 гг. несколько подробнее, чем это было сделано выше.

В течение 1914 - 1916 гг. Куприн находился в приподнятом, взволнованном душевном состоянии. Не имея правильных представлений о грабительском характере войны двух империалистических коалиций, Куприн, как и многие другие русские писатели, предавался иллюзиям о том, что русско-германская война -"последняя война", "очистительная", "преображающая" и т. д. Эта позиция Куприна отразилась в ряде его статей, открытом письме к немецким писателям, в стихотворении "Рок", где, между прочим, говорилось:

<dir>Великий подвиг совершает, боже, Смиренный твой, незлобивый народ, Не ведая, в губительном огне, Что миру он несет освобожденье И смерть войне.1</dir>

Когда по состоянию здоровья Куприн был демобилизован, он в своем гатчинском доме на личные средства (*139) организовал военный госпиталь и много времени посвящал беседам с выздоравливавшими солдатами, не подозревавшими даже, что он - известный писатель. Все это время - 1914-1916 гг.- Куприн находился в убеждении, что чудо, о котором он устами Астреина говорил в "Мелюзге" и от своего имени в "Снах" (1914), вот-вот наступит.

Поэтому Февральскую революцию Куприн встретил сочувственно, но прежние его сомнения, сомнения автора статьи в "Neue Freie Presse", давали себя также знать. Его пугала "стихийность" событий, и он высказывал опа- сения, что революция пойдет далее, чем это, по его мнению, нужно. Оставаться в Финляндии в такое серьезное время Куприн не считал возможным и вскоре после Февральской революции возвратился в Гатчину. О своих анархических взглядах 1906-1907 г. он к этому времени окончательно забыл. Несмотря на свое "отвращение к политике", Куприн должен был политически самоопределиться, и он стал членом партии "на- родных социалистов", близкой правым эсерам. С середины мая он, совместно с буржуазным журналистом П. М. Пильским, редактировал "народно-социалистическую" газету "Свободная Россия" (с № 8 до закрытия ее). Здесь он вел политический фельетон "Пестрая книга", писал и другие статьи, в которых совмещал "астреинские" взгляды со "смирновскими". Однако "Свободная Россия" просуществовала недолго, и, как позднее указывал Куприн в одном документе начала 1918 г., "очень быстро закрылась по желанию издателя" - в июле 1917 г. С августа Куприн был приглашен в газету "Вольность", издававшуюся А. В. Амфитеатровым, и одновременно в "Петроградский листок", перешедший под редакцию старого знакомого Куприна, критика А. А. Измайлова. В обеих газетах Куприн печатал преимущественно статьи на политические темы.

Собственно литературная деятельность его в 1917 г. выразилась в нескольких рассказах. В т. XX сборника "Земля" был напечатан рассказ "Каждое желание", затем появились "Беглецы" и "Сашка и Яшка", наконец, в № 2 "Огонька" за 1918 г.-"Гусеница". Все эти произведения не представляют каких-либо прямых откликов (*141) на современность; в частности, "Беглецы" - это воспоминание о побеге Куприна с товарищами из пансиона Разумовской школы, "Гусеница" - изложение событий, свя- занных с оказанием помощи матросам, спасшимся с крейсера "Очаков" в ноябре 1905 г.

В 1918 г. Куприн продолжает выступать с политическими статьями в буржуазных газетах - "Петроградский листок", "Петроградский голос", "Петроградское эхо", "Вечернее слово", "Утренняя молва", "Эра" и др. В этих статьях у Куприна перемежаются правильные и честные оценки деятельности партии большевиков с резко ошибочными и враждебными суждениями. В то время как буржуазные газеты стремились набросить тень на репутацию вождей революции, Куприн писал: "Я считаю Ленина безусловно честным и смелым человеком".2 В статьях "Пророчество", "Каломель" и др. он признает правоту идей большевизма, говорит о большевиках как о "людях кристальной чистоты", не может не признать, что "большевики, возглавляемые Лениным, проявили через Советы пламенную энергию". Статья "У могилы", написанная по поводу убийства Володарского, проникнута таким искренним чувством, что была "перепеча- тана многими периферийными газетами".3

Появление этой статьи представляет тем больший интерес, что незадолго до того Куприн был арестован, но очень скоро был освобожден, когда выяснилось, что в своей публицистике он не вел враждебной советскому государству пропаганды. Статья "У могилы" была напечатана через 4-5 дней после освобождения Куприна.

В то же время Куприн не мог понять тактику партии большевиков, и это отразилось в его публицистических статьях и в таких рассказах, как "Гатчинский призрак", где привидевшийся комиссару Гатчинского дворца т. Кауфману призрак Павла I говорит, что он, Павел, хотел сделать то же, что и большевики.4

(*142) Когда и середине 1918 г. прекратилось издание буржуазных газет, Куприн почти перестал печататься. Он собирался опубликовать рассказы "Драгунская молитва" (из времени русско-германской войны) в альманахе "Гранит" и "Генерал Скобелев" (позднее вышедший под заглавием "Однорукий комендант") в журнале "Пиковая дама", но ни альманах, ни журнал не осуществились.

К числу литературных выступлений Куприна в 1918г. следует отнести его, насколько известно, ненапечатанную лекцию "О репортерах и газете", прочитанную 14 апреля 1918 г. в Петроградской школе журнализма. Лекция эта не явилась неожиданностью для тех, кто знал любовь Куприна к своим прежним товарищам по газетной работе и кто следил за его произведениями, в которых довольно часто фигурировали в качестве действующих лиц репортеры ("Локон", "Штабс-капитан Рыбников", "Святая любовь", "По заказу", "Травка" и др.). В 1909 г., уже будучи одним из самых известных современных писателей, он подумывал о возвращении к роли газетного корреспондента в связи с ожидавшейся тогда войной. В письме к Ф. Д. Батюшкову от 6 марта 1909 г. он писал:
"Очень может быть, что завяжется война. Я не хочу ее прозевать, как прозевал Японскую. Тогда я слишком поздно спохватился, и мне остался один Нотович,5 предложивший 400 р. в месяц, чего нехватило бы на чаи телеграфистам и другой челяди. Теперь же я всеми силами уцеплюсь за случаи поехать корреспондентом. Каждый человек, по чьему-то замечательному выражению, должен испытать славу, любовь и войну. "Прошу твоего совета и содействия. Главное - где есть деньги и где мне верят. Но ты ведь знаешь мою способность, при желании, быстро овладевать людьми, как и льстить им без зазрения совести. И ей богу, я буду самым отчаянным, точным, изобретательным и преданным газете корреспондентом (даже с рисунками! и с фотографией!), не считая того, что я чуть-чуть художник. И ты сам с удовольствием будешь читать мои заметки".

(*143) Войны, как известно, в 1909 г. не было, и стать военным корреспондентом Куприну не пришлось. Но интерес его к газете и к газетным работникам не пропал и через несколько лет проявился в виде брошюры, изданной в самом начале империалистической войны и посвященной известному французскому буржуазному журналисту Анри Рошфору, в свое время пламенному врагу Наполеона III, а в старческом возрасте перешедшему в стан черной реакции. В книжечке "Анри Рошфор. Его жизнь, деятельность и смерть" Куприн ставил своей целью "сказать не- сколько слов об этой изумительной личности, рассказать об его непримиримости, об его гражданском мужестве и, наконец, даже о его падении". Анри Рошфор привлек внимание Куприна как "король, настоящий король, признанный всем светом, - король фельетонного памфлета". Куприну в Рошфоре импонировало то, что "более шестидесяти лет его злое, остроумное перо, которое он, казалось, макал не в чернила, а в кровь и желчь, привлекало внимание всего Парижа, создав Рошфору множество ненавидящих, беспомощных, мстительных врагов и бес- численное количество пламенных поклонников".

Перепечатывая в своей книжечке отрывки из лучших памфлетов французского журналиста против монархии Наполеона III, Куприн многозначительно предупреждал читателя, что "небрежные строки
Рошфора живут и до сих пор неувядаемой злобою, и его ненависть будет понятна особенно в России".6 Таким образом, Куприн хотел познакомить русского читателя с журналистом - борцом с монархией, имея в виду аналогичные условия в России - необходимость борьбы с самодержавием. Впрочем, более отчетливо свою мысль Куприн не сформулировал. Все приведенные данные показывают, что лекция Куприна "о репортерах и газете" представляла как бы итог его собственного опыта, наблюдений, чтений и размышлений.

Из газетных отчетов о лекции Куприна можно заключить, что в ней, как и в его лекциях о современной русской литературе, было много остроумных, порою даже парадоксальных положений и что она больше говорила (*144) о нем самом, чем об избранной им теме. По мнению Куприна, "редактор - полководец, политический обозреватель - тяжелая артиллерия, внутренний отдел, выпускающий, секретарь - полевая артиллерия, фельетонист - кавалерия, репортеры - газетная пехота".

"Репортер, - говорил Куприн, - прежде всего, должен быть здоровым, обладать хорошими нервами и любить свое дело. Известный московский репортер Гиляровский знал всю Первопрестольную. Да ведь и вся Москва знала его!". Дав характеристику ряда русских и иностранных писателей, в произведениях которых он отмечал черты репортажа, Куприн остановился и на личных качествах "газетной пехоты": "Репортеры - хорошие товарищи, особенно в личных отношениях".7

Однако самой интересной, хотя и самой спорной частью лекции Куприна следует признать то место, где он говорил об отсутствии резкой границы между писателем-беллетристом и настоящим, хорошим репортером- художником (см. выше, стр. 17).

Через несколько месяцев после этой лекции Куприну пришлось испытать очень серьезное литературное нападение, исходившее от газетного работника, - не репортера, а газетного фельетониста, - нападение, произведшее на него сильное впечатление.

В 1918 г. в Петрограде начала выходить "Красная газета"; одним из ее сотрудников был поэт-сатирик В. В. Князев. В "Красной газете" он вел стихотворный фельетон, названный несколько странно "Красной коло- кольней". Это название явилось в результате обвинения "Красной газеты" кем-то из буржуазных журналистов в том, что она на все смотрит со своей колокольни.

С августа 1918 г. "Красная колокольня" стала издаваться отдельно, но в качестве приложения к "Красной газете". Просуществовала она лишь полтора месяца, всего вышло 7 номеров. Во всех номерах "Красной коло- кольни" печатался резкий и остроумный памфлет В. Князева против Куприна под заглавием: "Красный трибунал. Процесс первый. Дело А. Куприна. (Русская литература на скамье подсудимых)". (*145) Памфлет Князева построен в форме речи государственного обвинителя на воображаемом процессе Куприна. За явными преувеличениями памфлетного, жанра скрыты следующие положения автора: "Поединок" Куприна "нанес царской армии в тысячу раз более страшный удар, нежели тот, что нанесли японцы под Цусимой русскому флоту".8 Произошло это потому, что, после гибели в первые 18 - 20 месяцев империалистической войны кадровой армии, пополнения состояли из людей, не подвергшихся отупляющему воздействию казармы, из гра- мотных рабочих и крестьян более старших возрастов. Значительная часть новых солдат, в отличие от прежней кадровой армии, привыкла читать книги.

"Одной из первых проникших в казарму книг, - утверждал В. В. Князев, - и наиболее жадно и страстно читаемой явилась книга гражданина Куприна, повесть "Поединок".

"Это я видел в Александрове в 1916 г., - продолжал Князев,- и в г. Старая Русса весной прошлого <1917>".9

Своей книгой, - утверждал далее Князев, - Куприн разложил царскую армию, внушил солдатам ненависть к офицерству, под влиянием "Поединка" совершен ряд политических убийств 1917 г.

"Гражданин Куприн, - по словам Князева, - один из величайших писателей нашей современности, это необычайный художник живого, выпуклого, изобразительного слова. Что бы он ни писал, на какие бы мелочи не разменивал он своего золотого таланта, все выходит из-под его руки живым, прекрасным, во всем чувствуется печать истинно художественного мастерства.

"Мимо таких книг проходить нельзя. Такие книги создают эпоху. Жить в России и не знать "Поединка", это все равно, что бродить по зоологии и не видеть слона, или за широкой спиной украинского самозванца-гетмана не видеть фигуры кадета".10

В результате подобного анализа выдвинутых им как прокурором обвинений Князев приходит, наконец, к заключению, в котором серьезность смешана с иронией:

(*146) "Все обвинения доказаны. Гражданин Куприн - честный человек. Гражданин Куприн - друг народа и правды. Гражданин Куприн - совершил февральский переворот. Принимал деятельное участие в Октябрьском. Руки его сплошь залиты офицерской кровью и вспрыснуты
кровью мучеников революции - кадетов министров".11

За преувеличениями, продиктованными памфлетной установкой статьи Князева, сквозило недвусмысленное осуждение современной, 1918 г., позиции Куприна, звучала горечь и боль за большого писателя, которому теперь были далеки и чужды его собственные политические выступления периода революции 1905 года.

Вместе с тем Князев был убежден в том, что Куприн должен вернуться на прежний путь: "В конце-то концов, вы обязательно придете к нам! - писал Князев.

"Все честное придет к нам! "Все мыслящее придет к нам!

"Все живое - жизнедеятельное, жизнеспособное, жизнеживучее - обязательное придет к нам!

""Когда?" - Неважно! Но "придет" - обязательно!".12 То-ли на самом деле Князев получил по поводу своей статьи письмо, то ли сделал это из литературных соображений, во всяком случае, он поместил в одном из раз- делов своей статьи реплики "судьи", слесаря Невского механического завода Ивана Семенова. Среди прочих возражений "судьи" находилось следующее: "Вы его обвиняете тогда, когда позакрыли все газеты, так что ему невозможно дать ответ публично на ваши обвинения". На это "прокурор" ответил: "Во-первых, он может ответить брошюркой - книжкой. Во-вторых, буде он того пожелает,- вышка "Красной
колокольни" к его услугам. Ответить же он должен, ибо обвинения, выдвинутые против него, серьезны, обоснованы и как таковые требуют ответа. Он должен ответить, если он честен. А он - честен".13

Смысл памфлета Князева ясен: Куприн своим "Поединком" способствовал прояснению политического сознания(*147) многих миллионов читателей, он, как честный писатель, как истинный друг народа и правды, должен быть на стороне Октябрьской революции, на стороне большевиков, должен быть вместе с революционным народом, а не с его врагами. Куприн не мог не понять этого.

И вот он пишет письмо, в котором чувствуется растерянность и неуверенность, чувствуются какие-то колебания, неясные, может быть, и самому Куприну:

"Дорогой Василий Васильевич! вышло так: Вы чрезвычайно ловко и смело фехтовали, проткнув меня глубоко во всех местах, но слабая сторона Вашего горячего нападения заключалась в том, что я-то был не только безоружен, но еще и со связанными руками и заткнутым ртом. Правда, Вы рыцарски предложили мне для защиты или "Колокольню" или брошюру. Но - увы! - "Колокольня" прекратилась, а тот издатель, который согласился дать мне бумагу и печать для ответа, сидел тогда в узилище, если не сидит и до сих пор. А мне многое и очень многое хотелось бы Вам возразить. И теперь хочется. Особенно потому, что в Вашем тоне, несмотря на его страстность, я уловил того же Князева, надпись которого на его книге, подаренной мне, я сейчас перечитал. Как быть?

А. Куприн.

"Но есть резкость и резкость. Если бы Вы знали, какими словами меня ругали в свое время за "Поединок" пишущие генералы!14 Даже теперь стыдно вспомнить".15

Так и не ответил в печати автор "Поединка" своему "прокурору". Впрочем, известным ответом можно признать то, что, издавая в эмиграции "Поединок", Куприн переработал текст повести, освободив его от критического разоблачения царской казармы, т. е. лишив его самого главного, самого важного. Осталась повесть о Раисе Александровне
Петерсон, об Александре Петровне Николаевой, об адюльтере. Критик "Русского инвалида", "пишущий генерал" П. А. Гейсман, дававший Куприну в 1905 г. совет (*148) писать именно в таком духе, мог быть вполне доволен: его совет был исполнен.

Но в конце 1918 г., может быть, после появления статьи Князева, у Куприна возникли сомнения в правильности занимаемой им политической позиции. Дело в том, что именно к концу 1918 и началу 1919 г. Куприн начал проявлять признаки какой-то перемены в своих оппозиционных отношениях к советской власти. Возможно, помимо размышлений, вызванных статьей Князева, известную роль сыграло приглашение Куприна М. Горьким к сотрудничеству в издательстве "Всемирная литература". Для этого издательства Куприн перевел белыми стихами трагедию Шиллера "Дон-Карлос" и написал большое (около 5 печ. л.) предисловие к предполагавшемуся изданию сочинений Александра Дюма-отца, но обе ра- боты не были напечатаны. От перевода "Дон-Карлоса" сохранился небольшой отрывок (III действие), хранящийся в Рукописном отделе Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Рукопись об А. Дюма - в более поздней редакции (1925)-находится в Центральном Государственном литературном архиве.

Относительно статьи о Дюма Куприн в своих воспоминаниях о Горьком, написанных по возвращении на родину, сообщал следующее:

"Зная, как я люблю этого писателя <Дюма>, Алексей Максимович поручил мне написать предисловие... Когда он прочел мою рукопись, то ласково поглядел на меня и сказал:

"- Ну, конечно... Я знал, кому нужно поручить эту работу".. .".16 Вероятно, на почве работы во "Всемирной литературе" Куприн снова сблизился с Горьким. В только что цитированных "Отрывках воспоминаний" он отмечал, что часто ездил к Горькому из Гатчины. В результате этого нового сближения обоих писателей у них возникла идея издания специальной газеты для крестьян под названием "Земля". Весной 1919 г. Куприн и Горький ездили по этому поводу в Москву. Как писал об этом А. М. Горь-(*149)кий в одном неопубликованном письме от 2 августа 1919 г., проект издания был утвержден, а также одобрен В. И. Лениным". В самом деле, В. И. Ленин принял по этому поводу Куприна, который позднее так рассказывал о своем посещении: "Свидание состоялось необыкновенно легко. Я позвонил по телефону секретарю Ленина Фотиевой, прося узнать, когда Владимир Ильич может принять меня. Она... ответила: "Завтра товарищ Ленин будет ждать вас у себя в Кремле к 9-ти часам утра"".17 Однако, как сообщал в упомянутом выше письме М. Горький, "по техническим условиям издание газеты решено <было> перевести в Питер". Особенностью этого издания было то, что оно должно было печататься не на государственные средства, а на деньги одного частного лица. Сохранились план и программа издания на 11 страницах; они были разработаны Куприным, повидимому, совместно с Горьким.

Предполагалось, что к газете будет даваться еженедельное иллюстрированное приложение, а при успешной подписке - и ежемесячные книжки.

Однако издание по каким-то причинам не осуществилось. В сентябре 1919 г. Куприн написал упоминавшийся уже рассказ для детей "Волшебный ковер" об известном в свое время летчике, бразильце Сантос- Дюмоне. Повидимому, рассказ этот предназначался для детского журнала "Северное сияние", в котором редакционную коллегию возглавлял А. М. Горький. Рассказ этот в журнале напечатан не был, возможно, в связи с дальнейшей судьбой Куприна.

Кажется, "Волшебный ковер" был последним произведением Куприна, написанным в 1919 г. в СССР.


© Copyright HTML Gatchina3000, 2004.

на головную страницу сайта






Rambler's Top100