Павел БерковАлександр Иванович Куприн
|
Содержание
Глава двенадцатаяСНОВА НА РОДИНЕ31 мая 1937 г. в ряде советских газет было опубликовано следующее сообщение ТАСС: Возвращение А. И. Куприна в Советский Союз 29 мая выехал из Парижа в Москву возвращавшийся из эмиграции на родину
известный русский дореволюционный писатель - автор повестей "Молох",
"Поединок", "Яма" и др. - Александр Иванович Куприн.1
В тот же самый день на Белорусском вокзале старого писателя встретили
представители литературных и общественных организаций и почитатели его
выдающегося таланта. Эта теплая дружественная встреча глубоко рас- трогала
Куприна. В беседе с корреспондентом "Литературной газеты" он
поделился охватившими его чувствами и переживаниями: "Я бесконечно
счастлив, - сказал Куприн, - что Советское правительство дало мне воз-
можность вновь очутиться на родной стороне, в новой для меня Советской
Москве. Я - в Москве! Не могу притти в себя от радости. Последние годы
я настолько остро ощущал и сознавал свою тяжелую вину перед русским народом,
строящим новую счастливую жизнь, что самая мысль о возможности возвращения
в Советскую Россию казалась мне несбыточной мечтой". Куприн рассказал
далее о волнениях и колебаниях, которыми была Прожив короткое время в столице, Куприн по совету врачей поселяется в Голицыне под Москвой. Его посещают старые литературные друзья и молодые советские писатели, дарят ему свои книги. После посещения Валентина Катаева, оставившего Куприну свою книгу "Белеет парус одинокий", автор "Белого пуделя" и "Листригонов" заметил: "Хорошо Катаев пишет о детях и о море. А это очень трудно".3 Куприн стал получать множество писем от советских почитателей его литературного дарования. Отвыкший в эмиграции от подобной формы общения с читателем, Куприн был очень тронут этим новым проявлением внимания к себе со стороны советской читательской массы: "Мне пишут сейчас люди, которых я совершенно не знал раньше, - рассказывал Куприн несколько позднее корреспонденту "Комсомольской правды", - пишут они с такой сердечностью и теплотой, точно мы - давнишние (*159) друзья, дружба которых была прервана, но сейчас возобновилась. Некоторые из них - мои старые читатели. Другие - читатели молодые, о существовании которых я и не подозревал. Всех их радует то, что я, наконец, вернулся в СССР. Душа отогревается от ласки этих незнакомых друзей".4 До глубокой осени Куприн прожил в Голицыне, наезжая по временам в Москву.
Многое из того, к чему мы относимся, как к привычному, повседневному явлению,
поражало престарелого писателя, вернувшегося на родину после почти двадцатилетнего
отсутствия. Каждый раз он сопоставлял новую, советскую Москву с той, которую
покинул перед эмиграцией, сопоставлял уклад русской дореволюционной жизни
с новыми формами советского быта, раскрывавшимися перед ним на каждом
шагу. Его восхищает московское метро, новое строительство, новый темп
жизни. Однако, - говорит он, - "самое удивительное из того, что возникло
за это время, и самое лучшее, что я увидел на родине, это - люди, теперешняя
молодежь и дети". Поэтому Куприн считает, что "главной достопримечательностью
Москвы является москвич". Старого писателя, в памяти которого сохранился
культурный и нравственный облик (*160) Со мной иногда заговаривали на улице. Однажды к нам подошла просто одетая женщина и сказала, подав руку: "Я - домработница такая-то. Вы - писатель Куприн? Будем знакомы"...". Рассказав о своих посещениях кино и о том, что особенно сильное впечатление на него произвела отзывчивость и чуткость публики в зрительном зале, Куприн с исключительной теплотой, симпатией и уважением отозвался о советской молодежи, о советских юношах и девушках: "Меня поразили в них бодрость и безоблачность духа. Это - прирожденные оптимисты. Мне кажется даже, что у них, по сравнению с юношами дореволюционной эпохи, стала совсем иная, более свободная и уверенная походка...". Особенно восторгала Куприна тяга к знанию, к образованию в родном народе: все учатся, конспектируют, читают. "А как любят в СССР Пушкина!.." - с восхищением говорит Куприн о своем любимом писателе. Много места уделил Куприн в своем интервью советской детворе. О ней он говорил с глубокой, проникновенной нежностью и теплотой. С горечью сопоставлял он годы своего гимназического учения - с розгами, с класс- ными надзирателями, с уродливым и коверкающим детскую душу укладом - с годами ученья советских школьников. Куприн вспоминал незаслуженное наказание - сечение розгами, - которое перенес герой "Кадетов", гимназист Буланин. "Буланин - это я сам, и воспоминание о розгах в кадетском корпусе осталось у меня на всю жизнь". Куприн сознавал, что впечатления его от полугодового пребывания на вновь обретенной родине еще слишком недостаточны для серьезных обобщений, необходимых для вдумчивой творческой работы. "Многое хочется увидеть, - продолжал он в своем голицынском интервью, - о многом хочется поговорить. После переезда в Москву я предполагаю побывать в музеях, посмотреть в театрах и кино "Господа офицеры" (пьесу, переделанную из моего "Поединка"), "Тихий Дон", "Любовь Яровую", "Анну Каренину", "Петра I". Обязательно съезжу в цирк, любителем которого остаюсь попрежнему". И, сознавая недостаточность своего опыта как советского гражданина для того, чтобы стать советским писа-(*161)телем, Куприн в то же время признается, что ему "очень хочется писать для чудесной советской молодежи и пленительной советской детворы. Не знаю только, - прибавил он с грустью, - позволит ли мне здоровье в скором времени взяться за перо". От мыслей о будущем, от планов и творческих замыслов Куприн снова обратился к еще не утратившим свежесть впечатлениям от родной страны: "Даже цветы на родине пахнут по-иному. Их аромат более сильный, более пряный, чем аромат цветов за границей. Говорят, что у нас почва жирнее и плодороднее. Может быть. Во всяком случае, на родине все лучше!". Многолетнее пребывание Куприна в эмиграции сильно повлияло на его здоровье, надорвало его силы, превратило преждевременно в старика. Н. Д. Телешов, знавший Куприна с конца XIX - начала XX в., сохранил в своих "Записках писателя" трагический портрет угасавшего автора "Поединка": "Уехал он если и не очень молодым, то очень крепким и сильным физически, почти атлетом, а вернулся изможденным, потерявшим память, бессильным и безвольным инвалидом. Я был у него в гостинице "Метрополь" дня через три после его приезда. Это был уже не Куприн - человек яркого таланта, каковым мы привыкли его считать, - это было что- то мало похожее на прежнего Куприна, слабое, печальное и, видимо, умирающее. Говорил, вспоминал, перепутывал все, забывал имена прежних друзей. Чувствовалось, что в душе у него великий разлад с самим собою. Хочется ему откликнуться на что-то, и нет на это сил. Ушел я от него с невеселым чувством: было жаль сильного и яркого писателя, каким он уже перестал быть".6 Дополняют портрет Куприна, набросанный Н. Д. Телешевым, воспоминания
В. Катаева о его встрече со старым писателем в 1937 г.: "Раньше я
не был знаком с Куприным. Я пришел к нему в гостиницу "Метрополь"
вскоре после его возвращения на Родину. Я увидел маленького старичка в
очках с увеличительными стеклами, в котором не без труда узнал Куприна,
известного по фотографиям и портретам. Он уже плохо видел и с трудом нашел
своей рукой мою (*162) руку. Трудно забыть выражение его лица, немного
смущенного, озаренного слабой, трогательной "С жадным любопытством всматривался Куприн в черты нового мира, окружавшего его. Медленно переступая ногами и держась за мой рукав, Александр Иванович то и дело останавливался, осматривался и шел дальше с мягкой улыбкой на лице, как бы одновременно и встречаясь и навеки прощаясь со своей утраченной и вновь обретенной Родиной.. .".6 В то время как Куприн жил в Голицыне, в Государственном Издательстве художественной литературы печатался двухтомник, составленный из лучших его дореволюционных произведений, в журналах стали появляться перепечатки его рассказов и очерков, опубликованных ранее за границей, готовилась первая диссертация о его творчестве (М. Питляр). Куприн, несмотря на старость, был полон надежд и планов. Он как бы вновь переживал прилив писательской энергии и только ждал улучшения здоровья. Но улучшения не последовало: в ночь на 25 августа 1938 г. его не стало. "Умер Александр Иванович от рака языка, полный планов и занятый хлопотами об издании своих сочинений".7 |